Барочный лабиринт в саду эклектики

- Дедушка, а когда лучше жилось - при Сталине или сейчас?
- Дык при Сталине!
- И чем же так лучше? Людей вон сажали, голод был, бесправие...
- А при Сталине у меня *** стоял!

(Любимый концептуальный анекдот Чемодана Без Ручки)


Тут nedostreljani предложил своим френдам поделиться мыслями о том,ЧТО: для вас, дорогие други и подруги, в том юношеско-девичьем прошлом лучше конкретно?
( И что конкретно? )

В октябре у нас ушли многие из родных и близких. Есть в этом некий высокий смысл. Граница октября и ноября, очередная поворотная точка года (у кельтов известная как Самайн). Урожай убран, собран, пора ему в закром. А впереди зима. Ты созрел? Созрел. Вот тебя и сжали и кладут в закром накануне зимы. И земля ещё мягкая, копать будет легко. И аще не умрет, не оживет.

Ольга Михайловна Римская-Корсакова ушла 18 октября 1987 г. Любопытно, что на сайтах, которые мне удалось нагуглить, точной даты смерти Ольги Михайловны нет, указан только год, а в этом родословии Римских-Корсаковых стоит 8 декабря 1987 г. Но мама моя помнит точно - Ольга Михайловна была её Учителем. Не только наставницей в минералогии, которой матушка посвятила всю последующую жизнь, но и Учителем духовным, жизненным. Было ей не так уж и много - 73 года.

Она была внучкой Николая Андреевича Римского-Корсакова. Я, конечно, знала, что был такой композитор, но в моей тринадцатилетней голове (я познакомилась с Ольгой Михайловной, когда мне было 13) как-то не укладывалось, что у великих бывают семьи, дети, внуки - в моём представлении они рождались сразу бронзовыми. Поэтому я кое-как приняла мысль, что Ольга Михайловна - внучка композитора, но была уверена, что деда своего она не помнит - ведь все великие были в каком-то давнем-давнем, совершенно мифологическом прошлом, куда никакие внуки не дотянутся. Оказалось позже, что помнит она деда прекрасно, и много рассказывала о нём - но не мне. Я, тринадцатилетняя дурочка, не понимала тогда, что надо вытащить из Ольги Михайловны как можно больше рассказов о деде и записать их. Фольклорист во мне тогда ещё не проснулся, а подсказать было некому.
( Дальше )

Мама свято хранит память о своей Наставнице. Я же знала её куда меньше, о чём сожалею теперь, ибо Ольга Михайловна была солнечный и очень открытый для общения человек. И тем не менее - и от себя желаю: светлая ей память.

В связи с алкоголическими раздумьями и нахлынувшими воспоминаниями подумала вот о чём. Есть вещи, которые даже в осыпанных алкоголем мозгах всё равно помнятся и воспринимаются человеком адекватно.

Моя матушка рассказывала. В те времена, когда дереьвя были большими Академгородок только начинался, и мы только-только переехали в квартиру с нехорошим номером 13 в 17-м доме по Цветному проезду (вернее, не мы, а она - я была тогда у бабушки), звонившим в двери открывали не спрашивая "кто?", да и замки вставляли не сразу - а те, что ставили строители, можно было открыть соседским ключом. Впрочем, помню, что на нашей двери довольно быстро появился английский замок - дверь из-за него с грохотом захлопывалась.
( Три истории о многих буквах )
Удивительно мне, как всё-таки даже в свинском состоянии сохраняются в человеках и островки разума, и крупицы памяти о чём-то для них важном. И инстинкт самосохранения иногда ведь не отключается, что уж совсем странно - пьяному море по колено, да лужа по уши.

Один человек рассказывал мне на днях.
Было это, наверное, году в 95-м или 96-м (между началом первой чеченской кампании в конце 1994 г. и посадкой данного товарища в 98-м). Начальнику ГУВД передали информацию, что в Новосибирск на поезде таком-то едет группа чеченских аксакалов - так сказать, прийти, раскинуться клоками, повиснуть чем-то на дубах, подобно омеле или падубу, и пустить корни. А там, ежу ясно, и соплеменники подтянутся.

Вызвало тогда милицейское начальство к себе начальство бандитическое. Это мой информант так охарактеризовал контингент - "бандиты". И объяснил, что были "спортсмены", а были "уголовники", и "уголовников" и "спортсмены", и милиция презирали и в акцию, о которой пойдёт речь, не приглашали. Я по наивности своей думала, что бандиты - они все уголовники, а вот, оказывается, не приведи Господь "спортсмену" такое брякнуть - как Бог свят, огорчится.

Да, так вот и сказал будто бы начальник ГУВД по Новосибирской области бандитам такую речь:

- Делайте что хотите, только чтоб ни один из них (чеченцев то есть) на землю у нас не ступил. Никого задерживать не будут, даже тех, кто в розыске, про незарегистрированные стволы вообще речи нет.

И вот, по словам моего рассказчика, два вагона от того поезда отцепили и отогнали в технический тупик. Его окружили сплошь серьёзные люди, многие из которых, включая и рассказывавшего, были в розыске по весьма серьёзным делам. И все с оружием. Незарегистрированным, конечно. И даже бронированный грузовик пригнали. И так стояли бандиты кружочком, а с ними - начальник ГУВД, пока не прицепили те два вагона с чеченцами к тепловозу и не отправили восвояси обратно на запад, через Омск. И на каких станциях тот мини-поезд останавливался, везде его так же окружали вооружённые бандиты. И не знаю, как где, а в Новосибирске начальник ГУВД своё слово сдержал - никого из разыскиваемых с той акции не взяли.

Ну, и сколько-то лет спустя, когда ездил мой рассказчик по каким-то своим хитрым делам в Чечню (забыла спросить, до отсидки или после - наверное, всё-таки до), чеченцы будто бы сказали ему, что, дескать, город Новосибирск очень зауважали, затем что-де тамошние серьёзные люди в Сибири им укорениться не дали.

За что купила, сугубо за то и продала. Не знаю, может, рассказывавший мне лапши на уши навешал. Но, во всяком случае, я его спросила, можно ли про это рассказывать теперь, а он сказал, что можно, потому что, мол, из тех, кто тогда на путях стоял, в живых мало кто остался. А сам он, дескать, кабы не сел, так тоже бы уже покоился.

Вот такая "устная история". А я тут живу мирным обывателем, душистый горошек на балконе выращиваю!

Тётушка мамина, та, что неожиданно на фронт уехала, всегда, как я уже говорила, была стопроцентной женщиной. И остаётся до сих пор, продли Господь её дни.

Муж её, дядя Андрей, на войне не только контужен был, но и заболел туберкулёзом. Довольно тяжело - но тётушка его героически выхаживала и вытащила. Сохранилась фотография, года, по-моему, 46-го или 47-го - они в Крыму, он в своей лётной форме, она в каком-то лёгоньком крепдешиновом платьице. Он длинный и худущий, она маленькая и пухленькая, несмотря на все военные и послевоенные лишения. Обоим немного за тридцать, оба невозможно молодые и очень красивые - опять же несмотря ни на что.

Дядюшка, как было уже сказано, отличался немалым обаянием, да в придачу к тому был очень умён и по-человечески интересен. Многие годы он преподавал в Киевском университете и даже был деканом своего факультета. Понятно, что такой мужчина пользовался повышенным вниманием студенток и аспиранток. Семейное предание умалчивает, насколько он оставался глух к проявлением этого внимания, но полагаю, что ему хватало благоразумия не ставить под угрозу свою карьеру ради "аморалки" (времена были строгие, с партийными собраниями, на которых могли до последнего винтика разобрать чей-нибудь "облико морале"). Ну, а ещё более благоразумно было не вызывать тётушкиного гнева.
( История )

Муся тут написала, как её знакомая в 65 лет с целлюлитом и избыточным весом замуж вышла.

А я вовсе и не удивилась. И коль уж пошла такая тема, предамся опять мемуарам о моей тётеньке, то есть двоюродной бабушке, младшей из прадедовых четырёх дочерей. Я уж рассказывала, как она, едучи с сестрой, моей бабушкой, в эвакуацию в Самарканд, уехала на фронт, и как её миновали Козни Украинских Националистов.

Когда ей было как раз немногим за 60, первый муж её, дядя Андрей, с которым она прошла всю войну, умер. На войне он был тяжко контужен, и с годами это сказалось на его здоровье. Время от времени он начинал впадать в беспокойство, и приходилось укладывать его в специальный санаторий. Под конец жизни он, похоже, оттуда почти не выходил - я ни разу с ним в то время не сталкивалась у тётки дома, зато она, практически каждый вечер в будние дни и непременно в один из выходных после работы забегала в парикмахерскую - сделать укладку или просто поправить причёску, а потом, как всегда элегантная, при украшениях, но с тяжёлыми сумками, в которых были упакованы всякие домашние гостинцы, ехала куда-то на окраину Киева - к мужу. Её представление о любви жёстко включало в себя понятие долга, при всём внешнем тётушкином легкомыслии.

Овдовев, она сказала сёстрам и друзьям, что выдержит, как и полагается, годичный траур, -
- А потом, - объявила она, мило надув свои пухлые, как у Зои Фёдоровой, губки, - я выйду замуж!
( Дальше )

Самая младшая из четырёх дочерей моего прадеда, живая и относительно здравствующая в свои 93 года, была красавица. В ней сочеталось женское кокетство, некоторое легкомыслие и невероятный шарм - и совершенно железная деловая хватка вкупе с высочайшим профессионализмом. Много лет она возглавляла один из отделов в Музее природоведения в Киеве. От дел она давно отошла - а шарм и кокетство, вообразите себе, остались. Она раз в месяц посещает парикмахера и делает укладку, она каждое утро, пока не встал муж, приводит себя в порядок и одевается отнюдь не в халат, а в приличную домашнюю одежду, она сама готовит и завтраки, и обеды, и ужины - да ещё какие! В общем, она хоть и старая, но женщина. То есть даже Женщина. И всегда такой была.

Совсем незадолго перед войной она вышла замуж - история её замужества заслуживает отдельной саги, но сейчас она замужем второй раз - после того, как первый её муж, дядя Андрей, в конце 70-х умер. Сказалась тяжёлая контузия на фронте.

Дядя Андрей, умница, спортсмен, комсомолец и просто красавец - высокий, подбористый, гарний, помимо того, что учился в Киевском гос. университете на географическом факультете, который успел окончить, ещё и увлекался авиацией, а потому вступил в ОСОАВИАХИМ. У него до войны даже был какой-то налёт часов. Немудрено, что после того как "двадцать второго июня, ровно в четыре часа Киев бомбили", уже днём дядю Андрея призвали на сборный пункт - мобилизовали. А тётя Вера двинулась прочь из города, не взяв с собой ничего. Нечего было брать - в дом попала бомба.

Как была, в каком-то летнем платьице и туфельках, тётушка на перекладных, а где-то и пешим манером, добралась до Мичуринска, к старшей сестре. О том, как они собирались в эвакуацию и ехали, я уже рассказывала. Перед самым их отъездом, буквально на полдня, в Мичуринск заехал дядя Андрей из своей учебки, чтобы потом отбыть к месту формирования своей части. А тётушка поехала вместе с сестрой и её детьми в Самарканд, но не доехала.

Поезд тащился едва-едва, стоя у каждого столба, а иногда уходил со станций быстрее, чем объявлялось изначально. Рискованно было далеко уходить от поезда - можно было отстать, но приходилось бегать за кипятком и выменивать вещи на продукты. Где-то бабушка сумела выменять какую-то дорогую вещь на бидончик топлёного масла. Это был поистине золотой запас. Всё, что можно, сдабривалось этим маслом. Я всегда поражалась, как мама в экспедициях намазывает на хлеб это противно пахнущее, зернистое топлёное масло. А для неё его вкус (на мой язык - совершенно тошнотворный без каши) продолжал оставаться вкусом дороги, детства, самой жизни.

На каком-то полустанке поезд, который вёз моих предков в Самарканд, остановился, пропуская состав, идущий на запад, военный эшелон. Мама вместе с любимой тётушкой (которую она воспринимала скорее как старшую сестру и называла её всегда по имени, а не тётей) вышли из своей теплушки подышать воздухом. Эшелон медленно проходил по соседнему пути.

- Вера! - вдруг резко позвал кто-то.

В открытой двери вагона, проплывающего мимо, тётушка увидела мужа.

Ни секунды не колеблясь, она перебежала полоску, разделяющую пути - её тут же втянули в вагон, она успела только помахать ручкой племяннице - и уехала на фронт.