Дыбр о шёлковой шали
Friday, 24 September 2010 02:26![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Ещё до войны дед подарил бабушке белую шёлковую шаль. Кажется, на ней была какая-то белая вышивка - мама точно не помнит. Бабушка в этой шали пела со сцены, выступая в самодеятельности - голос у неё был красивый, сильное, хотя и резковатое сопрано.
Дедова война началась раньше 22 июня и кончилась позже 9 мая. В мае взяли его на какие-то сборы, и как раз в 20-х числах июня он должен был вернуться домой. Но увы - 22 июня, ровно в четыре часа - и далее по тексту. Воевать деду пришлось на Дальнем Востоке, так что его к семье он возвратился уже в начале осени 1945 г. (капитуляция Японии, напоминаю, была подписана 2 сентября 1945 г.).
О том, как бабушка с двумя детьми - моей мамой и её младшим братом - жила в войну, я уже писала здесь не раз. После того, как она едва не отправилась на тот свет в 1943 г., работать на винзаводе, где она надорвала себе живот, она больше не могла. Она вообще, по словам мамы, работать не могла - ноги отекали, и поднимать тяжести ей тоже было категорически запрещено. Так как дедов офицерский аттестат у неё в то время отобрали, пока пропавший без вести прародитель не обнаружился, пришлось продавать вещи.
Шёлковая шаль, которую она взяла с собой в эвакуацию в Самарканд (кстати, зачем? Вряд ли форсить собиралась - значит, рассчитывала иметь такую вытребеньку "на всякий пожарный") предметом первой необходимости не являлась. Поэтому бабушка понесла её на базар. Стоять ей было тяжело, и она взяла с собой мою маму, свою старшенькую, десяти лет от роду.
Бабушка попала в больницу в конце зимы, а когда вышла, уже началась весна, сады были в цвету. В такой вот благословенный весенний день стояла она на базаре, держа в руках шаль, и по щекам её катились слёзы. Жизнь её с дедом была непростой, но он в тот момент был на войне, да что там - вообще непонятно, на этом свете или на том, а подарок был сделан ей от души и с любовью. Очень не хотелось расставаться с этой памятью о муже, да куда ж было деваться...
Подошла молоденькая узбекская пара: мальчик лет 17 и девочка примерно того же возраста. Молодожёны, наверное. Мальчик начал прицениваться. Девочка смотрела на шаль, осторожно трогала шёлк, и было видно, как сильно ей хочется иметь такую красивую вещь. Она робко поглядывала на мужа, они немного отошли, быстро заговорили по-узбекски, потом паренёк махнул рукой и решительно подошёл к бабушке, поторговался и купил шаль. Девочка выглядывала из-за его плеча. Когда белый шёлк оказался в её руках, лицо её, залившееся румянцем, засияло. Молодые супруги ушли, светясь счастьем. Бабушка вздохнула, вытерла слёзы и, опираясь на дочь, побрела домой.
С любовью было подарено - но куплено и передарено тоже с любовью. И я надеюсь, что до сих пор в какой-то узбекской семье живёт белая бабушкина шаль. В каждом новом поколении один из сыновей дарит её молодой жене в знак любви. Так мне хочется верить. И я по-настоящему, от души желаю этим узбекским девочкам, которые носят и будут носить шаль моей бабушки, счастья.
А чтобы и у нас была шёлковая шаль, я купила себе вот такую:
"Розы на снегу" называется. Название, конечно, так себе, да и розочки некоторыми порицаемы, но всё равно - вот он, белый шёлк. У меня уже столько платков и шалей, что хватит одарить с десяток внучек. Но эту, белую, я отдам внуку (будет же у меня внук, хотя я терпеть не могу маленьких мальчиков!). Пусть подарит жене. И пусть моя шёлковая шаль передаётся всё дальше и дальше. Только об одном молюсь: пусть девочек, которые её буду носить, ни война, ни какое-либо другое бедствие не вынуждает продавать подаренное с любовью. Никогда.
...В октябре 41-го мои двинулись на восток. А 5 ноября исполнится 100 лет со дня рождения моей бабушки. Вот я и начала её вспоминать.

Дедова война началась раньше 22 июня и кончилась позже 9 мая. В мае взяли его на какие-то сборы, и как раз в 20-х числах июня он должен был вернуться домой. Но увы - 22 июня, ровно в четыре часа - и далее по тексту. Воевать деду пришлось на Дальнем Востоке, так что его к семье он возвратился уже в начале осени 1945 г. (капитуляция Японии, напоминаю, была подписана 2 сентября 1945 г.).
О том, как бабушка с двумя детьми - моей мамой и её младшим братом - жила в войну, я уже писала здесь не раз. После того, как она едва не отправилась на тот свет в 1943 г., работать на винзаводе, где она надорвала себе живот, она больше не могла. Она вообще, по словам мамы, работать не могла - ноги отекали, и поднимать тяжести ей тоже было категорически запрещено. Так как дедов офицерский аттестат у неё в то время отобрали, пока пропавший без вести прародитель не обнаружился, пришлось продавать вещи.
Шёлковая шаль, которую она взяла с собой в эвакуацию в Самарканд (кстати, зачем? Вряд ли форсить собиралась - значит, рассчитывала иметь такую вытребеньку "на всякий пожарный") предметом первой необходимости не являлась. Поэтому бабушка понесла её на базар. Стоять ей было тяжело, и она взяла с собой мою маму, свою старшенькую, десяти лет от роду.
Бабушка попала в больницу в конце зимы, а когда вышла, уже началась весна, сады были в цвету. В такой вот благословенный весенний день стояла она на базаре, держа в руках шаль, и по щекам её катились слёзы. Жизнь её с дедом была непростой, но он в тот момент был на войне, да что там - вообще непонятно, на этом свете или на том, а подарок был сделан ей от души и с любовью. Очень не хотелось расставаться с этой памятью о муже, да куда ж было деваться...
Подошла молоденькая узбекская пара: мальчик лет 17 и девочка примерно того же возраста. Молодожёны, наверное. Мальчик начал прицениваться. Девочка смотрела на шаль, осторожно трогала шёлк, и было видно, как сильно ей хочется иметь такую красивую вещь. Она робко поглядывала на мужа, они немного отошли, быстро заговорили по-узбекски, потом паренёк махнул рукой и решительно подошёл к бабушке, поторговался и купил шаль. Девочка выглядывала из-за его плеча. Когда белый шёлк оказался в её руках, лицо её, залившееся румянцем, засияло. Молодые супруги ушли, светясь счастьем. Бабушка вздохнула, вытерла слёзы и, опираясь на дочь, побрела домой.
С любовью было подарено - но куплено и передарено тоже с любовью. И я надеюсь, что до сих пор в какой-то узбекской семье живёт белая бабушкина шаль. В каждом новом поколении один из сыновей дарит её молодой жене в знак любви. Так мне хочется верить. И я по-настоящему, от души желаю этим узбекским девочкам, которые носят и будут носить шаль моей бабушки, счастья.
А чтобы и у нас была шёлковая шаль, я купила себе вот такую:
"Розы на снегу" называется. Название, конечно, так себе, да и розочки некоторыми порицаемы, но всё равно - вот он, белый шёлк. У меня уже столько платков и шалей, что хватит одарить с десяток внучек. Но эту, белую, я отдам внуку (будет же у меня внук, хотя я терпеть не могу маленьких мальчиков!). Пусть подарит жене. И пусть моя шёлковая шаль передаётся всё дальше и дальше. Только об одном молюсь: пусть девочек, которые её буду носить, ни война, ни какое-либо другое бедствие не вынуждает продавать подаренное с любовью. Никогда.
...В октябре 41-го мои двинулись на восток. А 5 ноября исполнится 100 лет со дня рождения моей бабушки. Вот я и начала её вспоминать.
