Дневник 1926 года-4

[maria_gorynceva]

(Предыдущие части дневника см. по тегу "дневник-1926)

Девчачьи нежности. - Крепкий орешек. - Мольбы напрасны, не уступлю! - Se amor non è, che dunque?

12 червня 1926 року

Сьогоднi для мене дуже хороший день по вiдношiнню людей до мене i мого до людей. Галя сьогоднi така добра, ласкава. На змiнi попросила у мене квiтки маку: «Дай мне, Лека!?.» -- «Конечно, конечно дам… ведь это я тебе принесла…» -- «Хорошая ты у меня, Лека, очень хорошая!..» Галя любовно погладила мене рукою по щоцi, а потiм раптово нахилилася i поцiлувала… О! Як мене тронула i ïï ласка, i поцiлунок!.. Як я ïï любила, мою Галю, мою хорошу, добру Галю…

Я була в такому чудовому настрiю, i все спрiйало йому: i люди не так зло дивились на мене, i сонце виплило з за хмар i засяло, i дерева в парку шумiли не так, як звичайно, i пташки голоснiше спiвали… а головне та ласка и поцiлунок!..

Але був один чоловiк, що не звернув на мене уваги, не сказав «здоров» i навiть старався не дивиться на мене – це був Козак. Вiн трохи засмутив мою радiсть, бо у той менi хтiлося не мати ворогiв i мати лише вiрних товаришiв, а вiн своïм видом так яскраво нагадав те, що я з ним у враждi. За що? Ганзя Захарченко каже менi сьогоднi, що мiж мною, Галею i Козаком щось є.

Iду я сьогоднi по стежцi з цiлою гоб-компанiєю (sic), а вiн iде назустрич. Такий франт фю-фю!.. Iде серьозний i бровю не двигне. Я ж, як на зло, почала щось россказувати, а всi дiвчата так i покочуються зо смiху. Я подивилась на його гарнi блакiтнi очi, а вiн нiби почував мiй погляд на собi, бо зараз же обернувся i почав дивитись у наш бiк; але я не дивилась бiльш на його. Хоче показати, що, мол, я!.. А я хочу доказати своє «я», i обоє ми добре дурнi. Але я все рiвно не вступлю.

А все-таки настрiй у мене сьогоднi чудовий, особливо пiсля спорту. I все-таки я не розумiю Козака. Чи вiн справдi не хоче зо мною балакати, чи вiн хоче побачити, як я до його буду вiдноситись, чи не хоче балакати з за принцiпа? Хто його зна… Але менi здається, що вiн i справдi не балакатиме зо мною, i в таки часи менi шкода, що я з ним не балакаю, бо вiн, здається, зрозумiв мене бiльш, нiж иньшi.

Перевод:

12 июня 1926 года

Сегодня у меня очень хороший день в смысле отношения людей ко мне и моего [отношения] к людям. Галя сегодня такая добрая, ласковая. На перемене попросила у меня цветы мака: Дай мне, Лека?!.» -- «Конечно, конечно, дам… Ведь это я тебе принесла…» -- «Хорошая ты у меня, Лека, очень хорошая!..» Галя любовно погладила меня рукой по щеке, а потом внезапно нагнулась и поцеловала… О! Как меня тронула и её ласка, и поцелуй!.. Как я её любила, мою Галю, мою хорошую, добрую Галю…

Я была в таком чудесном настроении, и всё способствовало ему: и люди не так зло смотрели на меня, и солнце выплыло из тучи и засияло, и деревья в парке шумели не так, как обычно, и птички громче пели… а главное, та ласка и поцелуй!..

Но был один человек, который не обратил на меня внимания, не сказал «здравствуй» и даже старался не смотреть на меня – это был Козак. Он несколько омрачил мою радость, потому что в ней мне хотелось не иметь врагов и иметь только верных товарищей, а он своим видом так отчётливо напомнил, что я с ним во вражде. За что? Ганзя Захарченко говорит мне сегодня, что между мною, Галею и Козаком что-то есть.

Иду я сегодня по дорожке с целою гоб-компанией (sic), а он идёт навстречу. Такой франт, фю-фю!.. Идёт серьёзный и бровью не поведёт. Я же, как на зло, начала что-то рассказывать, а все девчонки так и покатываются со смеху. Я посмотрела на его красивые голубые глаза, а он будто почувствовал мой взгляд на себе, потому что тотчас же обернулся и начал смотреть в нашу сторону; но я не смотрела больше на него. Хочет показать, что, мол, я!.. А я хочу доказать моё «я», и оба мы – изрядные дурни. Но я всё равно не уступлю.

А всё-таки настроение у меня сегодня чудесное, особенно после спорта. И всё-таки я не понимаю Козака: то ли он и вправду не хочет со мной разговаривать, то ли хочет увидеть, как я к нему буду относиться, то ли не хочет разговаривать из принципа? Кто его знает… Но мне кажется, что он и вправду не станет говорить со мною, и в такие времена мне жаль, что я с ним не разговариваю, потому что он, кажется, понял меня больше, чем другие.

И с отвращением читая жизнь мою... - Клянусь четой и нечетой.

13 червня 1926 року

За сьогодняшний день я стiльки наробила iрунди, стiльки надурила та наговорила – що писати нiчого не можу, бо й пересказати словами все трудно. Скажу тiльки одне: коли я роздивилась увечерi своï вчинки, обмiркувала все, то й дала собi обiцянку: нiколи не балакати багато й швидко, не казати нiчого, не обмiркувавши, нiколи не восторгатись чим небудь з ахами та з охами i взагалi не бути в такому ексцентрiчному настрiю.

Перевод:

13 июня 1926 года

За сегодняшний день я столько натворила ерунды, столько надурила и наговорила, - что писать ничего не могу, потому что пересказать всё словами трудно. Скажу только одно: когда я рассмотрела вечером свои поступки, обдумала всё, то дала себе обещание: никогда не разговаривать много и быстро, не говорить ничего, не обдумав, никогда не восторгаться ничем с ахами и охами и вообще не быть в таком эксцентричном настрое.

Комментарий:

1. Первая часть записи от 12 июня может вызвать недоумение и даже смущение: что это за сапфизмы в украинской провинции на заре советской власти? Между тем, экзальтированное описание дружеских нежностей не выходит за рамки допустимого в дискурсе отношений между девушками-подргуами в то время.

Вот стихотворение из девичьего альбома 1920-х -- 1930-х гг.:

Пройдут года и ты меня забудешь.
Подруги новые найдутся у тебя
И может быть ты больше их полюбишь,
Чем любишь ты теперь меня.

Оттуда же:

Кто писал дольше всех,
Тот и любит тебя больше всех.
Я писала дальше всех
И любила больше всех.

Автор статьи (Вадим Лурье) пишет: "если в альбомах XIX века любовное послание, восхищение красотой пишется мужчиной, то с момента появления школьного альбома и адресатом и автором того же любовного послания является девушка". Иными словами, признания в любви-дружбе между девушками и соответствующее их поведение были вполне обычны - можно вспомнить, например, повесть Льва Кассиля "Великое противостояние": главная героиня Сима Крупицына, девочка-подросток, восхищается с явственным оттенком влюблённости одноклассницей, красавицей Татой. А лёгкий флёр подросткового гомоэротизма, который сейчас видим мы, самими девушками вряд ли различался, так как гомоэротика была вне их культурной парадигмы.

Дальнейшее упоминание авторкой дневника прекрасных голубых очей несгибаемого Козака и её печаль о возникшей с ним ссоре подтверждают сказанное. Девочек (по крайней мере этих) интересовали мальчики.

2. Идеал характера и поведения, к которому стремится Олена - сдержанность и серьёзность, что воспринимается ею, по-видимому, как взрослость, в противовес тем чертам, которые до сих пор принято считать "девчачьими", полудетскими: болтливость, необдуманность речей, восторженность. Впрочем, мы увидим впоследствии, что вся сфера "женского", вполне в соответствии с культурными стереотипами её среды (семья - небогатые мещане), рассматривается ею как неполноценная, и можно предположить, что отказ от "эксцентричности" - это отказ от обременительной "женственности".