![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
maria_goryncevaКиносказку Бориса Рыцарева "Волшебная лампа Аладдина" (сценаристы - любимые мною Виктор Виткович и Григорий Ягдфельд) я очень люблю. Как подобает всякому настоящему произведению искусства, оно имеет много смыслов, часть из которых открывается уже в зрелом возрасте. Странно, но одна сцена зацепила меня крепко-накрепко тогда, в семь-восемь лет, и продолжала цеплять всю жизнь, проигрываясь в ней, будто на киноэкране, раз за разом.
...Волшебной лампой из-за вздорности царевны Будур овладел злой колдун-магрибинец. Он собирается жениться на царевне. Аладдин (актёр Борис Быстров), разом лишившийся всего, сидит в пустыне, пересыпая песок перед собою. Поодаль, на холмике, подгорюнившись сидит Джинн (его роль исполнил Сарры Каррыев).
- Великодушно прости, но я должен тебя убить, - говорит он Аладдину.
- Убей, - спокойно соглашается тот.
Джинну явно не по себе и от самой ситуации, и от реакции Аладдина на его слова.
- Я твой друг, но я раб лампы! - восклицает он, потрясая своей огненной рукой.
- Да-да, конечно, - по-прежнему спокойно отвечает Аладдин. Ему больше нечего терять. Вся его поза выражает усталость и полную покорность судьбе. Человеческая спина всё же бывает в иных случаях намного выразительней лица - а Аладдин в этой сцене снят преимущественно со спины.
Джинну становится совсем скверно. Его раздирают противоречия. Ему необходимо и выполнить приказ нового хозяина, и не хочется, чтобы Аладдин обвинил его в невольном предательстве. Он хватается за голову:
- О-ох... Я раб лампы!.. Но я твой друг!!!
И тут Аладдин задаёт просто убийственный для Джинна вопрос:
- Так раб или друг?!
Как ты помнишь, этот простой, на первый взгляд, вопрос, вызвал у Джинна острейший когнитивный диссонанс, который нашёл выражение в полёте над пустыней с громким воем и молниями в небе.
Мне хотелось написать тебе, что тот, кто не может определиться, друг он или раб, заведомо не друг тебе, но потом поняла, что это не так. Джинн был совершенно искренне привязан к сыну Али аль-Маруфа (видимо, за то, что тот был честен, правдив, добр и не мучил идиотскими приказаниями) - ведь не убил же сразу, несмотря на полученную директиву. Его желание объясниться спасло Аладдину жизнь. Проблема Джинна состояла в том, что ему, согласно изначальным условиям его существования, было необходимо убежище, причём не само по себе (как таковое оно нужно ему для спасения окружающего мира от себя - ведь выпущенный на волю джинн обязан действовать), но непременно в чьих-то руках, что служит залогом его собственной безопасности: быть в распоряжении хозяина своего убежища - это не томиться сотни лет на дне морском или быть замурованным где-то в Городе Теней.
Твой партнёр напоминает тебе этого Джинна? Он считает, что, с одной стороны, им могут управлять извне, а с другой - он может, слушая и повинуясь, исполнять желания того, кто управляет, и тем самым делать его счастливым? Но когда вдруг выясняется, что лампа не в твоих руках, он уверяет тебя, что он твой друг - но при этом раб лампы, т.е. своего привычного сценария, семейных установок, психологических "тараканов", - словом, всего, что обеспечивает ему безопасность на уровне личности? Он должен тебя "убить", т.е. вовлечь в деструктивные отношения, подвергнуть тебя разрушительной критике, стать пожирателем твоего времени, обесценить тебя и твои ценности, потому что такова воля хозяина лампы, т.е. того, кто, по его мнению, обеспечивает ему безопасность? А ты должна его великодушно простить?
Аладдин, как ты помнишь, нашёл гениальный в своей изящной простоте выход, позволявший совместить основной принцип существования джиннов и возможность не погрешить против друга. Он предложил Джинну новое убежище - старый кувшин, который валялся на песке.
- Но джинны не живут в кувшинах, - возразил Джинн, а в голосе его явственно зазвучала надежда.
- А ты будешь первым! - сказал Аладдин, и Джинн, сочтя такой аргумент неотразимым, радостно нырнул в кувшин.
Конечно, если твой партнёр склонен играть в джинна, ты можешь предложить ему такой кувшин, т.е. обеспечить ему психологическую безопасность и стать самой её гарантом. Только вот ведь беда: коль скоро такому джинну из числа смертных необходим внешний гарант его безопасности, то кто будет гарантом тебе самой, что однажды ситуация не выйдет из-под контроля, и по твоей ли беспечности, или по слабости твоей и это вместилище джинна не перейдёт опять к магрибинцу либо к какому-то другому нехорошему человеку? Когда у человека нет внутренней опоры для обеспечения своей безопасности (а её нет у играющих в джиннов), внешние подпорки почему-то постоянно падают и вокруг начинают виться стаи хищных и носатых магрибинцев. И дай бог, чтобы они через твоего джинна не нанесли вред тебе.
Пример. Один хороший человек родился у отца-алкоголика и матери с очень тяжёлым военным детством. К тому моменту, когда сын подрос и начал интересоваться девушками, у матери была чрезвычайно низкая самооценка плюс какие-то проблемы уже психиатрического характера (например, она считала, что в её отсутствие вредная соседка проникает в её квартиру, царапает мебель и даже подпорола подклад на её юбке, висевшей на стуле). Сын был единственным её светом в окошке, её единственной реализацией. Махнув рукой на недотёпу-мужа, который, кстати, довольно рано умер, мать перенесла на сына любовь, в которой явственно брезжили тени Иокасты и Эдипа. Мама, например, дарила юноше кольца, хоть и серебряные, но сугубо на безымянный палец, и юноша носил одно такое кольцо на правой руке. Когда это кольцо как-то раз отобрала тогдашняя женщина этого молодого человека, вместо утраченного незамедлительно появилось другое - тоже мамочкин дар.
Мама исподволь внушала сыну, что женщины опасны, что единственная женщина, с которой безопасно и с которой можно не бояться отвержения - это мать с её материнской любовью (здравствуй, лампа!). Когда молодой человек учился в выпускном классе, у него случился роман с женщиной, старше его на десять лет. Связь была скандальной - скандал усугублялся тем, что женщина работала в той же школе, где учился юноша. Мать вмешалась в отношения. По её словам, она сделала "то", т.е. прибегла к магии (привет, злой колдун-магрибинец!). Как распались отношения этого человека и его пассии, не знаю. Знаю только, что это было очень травматичным переживанием для него. И не удивительно, что через пять лет он завёл роман с другой женщиной - тоже существенно старше себя (травмирующая ситуация ведь требует воспроизведения, чтобы сделать ещё одну попытку и попытаться справиться с ней). Для его новой подруги начались мучения в строгом соответствии со сценарием "я твой друг, но я раб лампы". Молодой человек вёл себя как очень влюблённый поклонник - но до секса почему-то доходило очень редко, а если уж он оказывался в её постели, то до утра не оставался никогда: вскакивал, одевался и уходил, объясняя свой уход тем, что у него "дома мать". Попытки подруги напомнить ему, что он уже взрослый человек и что матери, возможно, хочется устроить и собственную жизнь (в то время она была вдовой немного за сорок), так что отсутствие сына может быть ей во благо, вызывали почему-то бурю его негодования: "Ты вообще понимаешь, что говоришь?" Когда у женщины лопалось терпение и она задавала вопрос "так раб или друг?", её любовник просто свински напивался (полюбуйтесь на полёт над пустыней и послушайте завывания - они, кстати, иногда обретали отнюдь не метафорическую форму непосредственно в присутствии дамы). Поползновения любовницы предложить кувшин вместо материнской лампы успеха не возымели: и кувшин был отвергнут как менее комфортный, и, главное, потенциальная хозяйка не подходила потому, что время от времени всё-таки решалась сказать возлюбленному, что не всё её устраивает в их отношениях, и даже иногда плакала - а это означало, что если молодой человек возьмёт на себя роль джинна при ней, т.е. попытается сделать её полностью счастливой, исполняя все её пожелания, как положено джиннам, то очень велик риск, что с заданиями он не справится, и... И кто знает, что может произойти тогда - возьмут да и забросят вместе с кувшином прямо в море! Вот и жди потом триста лет Синдбада-морехода...
Надо ли говорить, что и этот роман распался?
Знаешь что? Как Диоген, бери-ка фонарь, фонарь своего разума, и иди искать человека. Оставь раба утлого сосуда - пусть он даже тысячу раз уверит тебя в своей дружбе - высматривать себе лампы, кувшины, бутылки, а также возможных хозяев для всей этой тары. А чтобы у тебя было больше шансов найти именно человека, скажу тебе волшебную формулу, которую я отыскала в турецких сказках. Если сомневаешься, человек ли перед тобой на твоём пути, спроси его прямо: "Кто ты - инн (то же, что джинн - МГ) или человеческий сын?" Сущности нечеловеческой природы, названные по имени, либо исчезают, либо показывают свою подлинную суть.
Вот он носится в небе, твой несостоявшийся возлюбленный, и страшно воет? Да пусть себе воет всласть. Какие б ни были у его лампы хозяева, он тебе ничем не опасен. Не обращай внимания на молнии над головой. Вставай и иди дальше. Ищи. Равные отношения взрослого человека возможны только с таким же взрослым человеком.
Другим.
А знаешь, какова начальная, более древняя форма прилагательного "другой"?
Друг.
И никаких рабов лампы.
...Волшебной лампой из-за вздорности царевны Будур овладел злой колдун-магрибинец. Он собирается жениться на царевне. Аладдин (актёр Борис Быстров), разом лишившийся всего, сидит в пустыне, пересыпая песок перед собою. Поодаль, на холмике, подгорюнившись сидит Джинн (его роль исполнил Сарры Каррыев).
- Великодушно прости, но я должен тебя убить, - говорит он Аладдину.
- Убей, - спокойно соглашается тот.
Джинну явно не по себе и от самой ситуации, и от реакции Аладдина на его слова.
- Я твой друг, но я раб лампы! - восклицает он, потрясая своей огненной рукой.
- Да-да, конечно, - по-прежнему спокойно отвечает Аладдин. Ему больше нечего терять. Вся его поза выражает усталость и полную покорность судьбе. Человеческая спина всё же бывает в иных случаях намного выразительней лица - а Аладдин в этой сцене снят преимущественно со спины.
Джинну становится совсем скверно. Его раздирают противоречия. Ему необходимо и выполнить приказ нового хозяина, и не хочется, чтобы Аладдин обвинил его в невольном предательстве. Он хватается за голову:
- О-ох... Я раб лампы!.. Но я твой друг!!!
И тут Аладдин задаёт просто убийственный для Джинна вопрос:
- Так раб или друг?!
Как ты помнишь, этот простой, на первый взгляд, вопрос, вызвал у Джинна острейший когнитивный диссонанс, который нашёл выражение в полёте над пустыней с громким воем и молниями в небе.
Мне хотелось написать тебе, что тот, кто не может определиться, друг он или раб, заведомо не друг тебе, но потом поняла, что это не так. Джинн был совершенно искренне привязан к сыну Али аль-Маруфа (видимо, за то, что тот был честен, правдив, добр и не мучил идиотскими приказаниями) - ведь не убил же сразу, несмотря на полученную директиву. Его желание объясниться спасло Аладдину жизнь. Проблема Джинна состояла в том, что ему, согласно изначальным условиям его существования, было необходимо убежище, причём не само по себе (как таковое оно нужно ему для спасения окружающего мира от себя - ведь выпущенный на волю джинн обязан действовать), но непременно в чьих-то руках, что служит залогом его собственной безопасности: быть в распоряжении хозяина своего убежища - это не томиться сотни лет на дне морском или быть замурованным где-то в Городе Теней.
Твой партнёр напоминает тебе этого Джинна? Он считает, что, с одной стороны, им могут управлять извне, а с другой - он может, слушая и повинуясь, исполнять желания того, кто управляет, и тем самым делать его счастливым? Но когда вдруг выясняется, что лампа не в твоих руках, он уверяет тебя, что он твой друг - но при этом раб лампы, т.е. своего привычного сценария, семейных установок, психологических "тараканов", - словом, всего, что обеспечивает ему безопасность на уровне личности? Он должен тебя "убить", т.е. вовлечь в деструктивные отношения, подвергнуть тебя разрушительной критике, стать пожирателем твоего времени, обесценить тебя и твои ценности, потому что такова воля хозяина лампы, т.е. того, кто, по его мнению, обеспечивает ему безопасность? А ты должна его великодушно простить?
Аладдин, как ты помнишь, нашёл гениальный в своей изящной простоте выход, позволявший совместить основной принцип существования джиннов и возможность не погрешить против друга. Он предложил Джинну новое убежище - старый кувшин, который валялся на песке.
- Но джинны не живут в кувшинах, - возразил Джинн, а в голосе его явственно зазвучала надежда.
- А ты будешь первым! - сказал Аладдин, и Джинн, сочтя такой аргумент неотразимым, радостно нырнул в кувшин.
Конечно, если твой партнёр склонен играть в джинна, ты можешь предложить ему такой кувшин, т.е. обеспечить ему психологическую безопасность и стать самой её гарантом. Только вот ведь беда: коль скоро такому джинну из числа смертных необходим внешний гарант его безопасности, то кто будет гарантом тебе самой, что однажды ситуация не выйдет из-под контроля, и по твоей ли беспечности, или по слабости твоей и это вместилище джинна не перейдёт опять к магрибинцу либо к какому-то другому нехорошему человеку? Когда у человека нет внутренней опоры для обеспечения своей безопасности (а её нет у играющих в джиннов), внешние подпорки почему-то постоянно падают и вокруг начинают виться стаи хищных и носатых магрибинцев. И дай бог, чтобы они через твоего джинна не нанесли вред тебе.
Пример. Один хороший человек родился у отца-алкоголика и матери с очень тяжёлым военным детством. К тому моменту, когда сын подрос и начал интересоваться девушками, у матери была чрезвычайно низкая самооценка плюс какие-то проблемы уже психиатрического характера (например, она считала, что в её отсутствие вредная соседка проникает в её квартиру, царапает мебель и даже подпорола подклад на её юбке, висевшей на стуле). Сын был единственным её светом в окошке, её единственной реализацией. Махнув рукой на недотёпу-мужа, который, кстати, довольно рано умер, мать перенесла на сына любовь, в которой явственно брезжили тени Иокасты и Эдипа. Мама, например, дарила юноше кольца, хоть и серебряные, но сугубо на безымянный палец, и юноша носил одно такое кольцо на правой руке. Когда это кольцо как-то раз отобрала тогдашняя женщина этого молодого человека, вместо утраченного незамедлительно появилось другое - тоже мамочкин дар.
Мама исподволь внушала сыну, что женщины опасны, что единственная женщина, с которой безопасно и с которой можно не бояться отвержения - это мать с её материнской любовью (здравствуй, лампа!). Когда молодой человек учился в выпускном классе, у него случился роман с женщиной, старше его на десять лет. Связь была скандальной - скандал усугублялся тем, что женщина работала в той же школе, где учился юноша. Мать вмешалась в отношения. По её словам, она сделала "то", т.е. прибегла к магии (привет, злой колдун-магрибинец!). Как распались отношения этого человека и его пассии, не знаю. Знаю только, что это было очень травматичным переживанием для него. И не удивительно, что через пять лет он завёл роман с другой женщиной - тоже существенно старше себя (травмирующая ситуация ведь требует воспроизведения, чтобы сделать ещё одну попытку и попытаться справиться с ней). Для его новой подруги начались мучения в строгом соответствии со сценарием "я твой друг, но я раб лампы". Молодой человек вёл себя как очень влюблённый поклонник - но до секса почему-то доходило очень редко, а если уж он оказывался в её постели, то до утра не оставался никогда: вскакивал, одевался и уходил, объясняя свой уход тем, что у него "дома мать". Попытки подруги напомнить ему, что он уже взрослый человек и что матери, возможно, хочется устроить и собственную жизнь (в то время она была вдовой немного за сорок), так что отсутствие сына может быть ей во благо, вызывали почему-то бурю его негодования: "Ты вообще понимаешь, что говоришь?" Когда у женщины лопалось терпение и она задавала вопрос "так раб или друг?", её любовник просто свински напивался (полюбуйтесь на полёт над пустыней и послушайте завывания - они, кстати, иногда обретали отнюдь не метафорическую форму непосредственно в присутствии дамы). Поползновения любовницы предложить кувшин вместо материнской лампы успеха не возымели: и кувшин был отвергнут как менее комфортный, и, главное, потенциальная хозяйка не подходила потому, что время от времени всё-таки решалась сказать возлюбленному, что не всё её устраивает в их отношениях, и даже иногда плакала - а это означало, что если молодой человек возьмёт на себя роль джинна при ней, т.е. попытается сделать её полностью счастливой, исполняя все её пожелания, как положено джиннам, то очень велик риск, что с заданиями он не справится, и... И кто знает, что может произойти тогда - возьмут да и забросят вместе с кувшином прямо в море! Вот и жди потом триста лет Синдбада-морехода...
Надо ли говорить, что и этот роман распался?
Знаешь что? Как Диоген, бери-ка фонарь, фонарь своего разума, и иди искать человека. Оставь раба утлого сосуда - пусть он даже тысячу раз уверит тебя в своей дружбе - высматривать себе лампы, кувшины, бутылки, а также возможных хозяев для всей этой тары. А чтобы у тебя было больше шансов найти именно человека, скажу тебе волшебную формулу, которую я отыскала в турецких сказках. Если сомневаешься, человек ли перед тобой на твоём пути, спроси его прямо: "Кто ты - инн (то же, что джинн - МГ) или человеческий сын?" Сущности нечеловеческой природы, названные по имени, либо исчезают, либо показывают свою подлинную суть.
Вот он носится в небе, твой несостоявшийся возлюбленный, и страшно воет? Да пусть себе воет всласть. Какие б ни были у его лампы хозяева, он тебе ничем не опасен. Не обращай внимания на молнии над головой. Вставай и иди дальше. Ищи. Равные отношения взрослого человека возможны только с таким же взрослым человеком.
Другим.
А знаешь, какова начальная, более древняя форма прилагательного "другой"?
Друг.
И никаких рабов лампы.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
"...Но я раб лампы". Из книги "Письма к младшей се
Date: 20/02/2011 18:40 (UTC)