Семейственное
Sunday, 16 August 2009 01:37Что с того, что дни холодны, а ночи ещё холоднее? Для чего человек изобрёл одежду?
Я завернусь в тёплый платок, у меня их теперь семь, разных колеров и размеров, я сяду на балконе среди цветов (да-да, душистый горошек наконец зацвёл - сиреневый, синий, красно-розовый) и буду писать в тетрадке. Когда я сочиняю, я всегда пишу от руки. Хотя, надо заметить, рука начала отвыкать от ручек и карандашей - быстро устаёт, почерк делается совсем корявым. И всё равно, в таком писании слов есть что-то необыкновенно важное, чего не бывает, если сразу садишься щёлкать по клавишам.
В пространстве разлито море любви и света, несмотря на океан страданий рядом, за мысом. Когда я смотрю на цветы, на пчёл и шмелей, грузно копошащихся в цветочных душистых зевах, на играющих кошек, на детей, пробегающих внизу, я собственным нутром постигаю: воистину, всякое дыхание Тебе, Бога, хвалит. Разве любая жизнь - это не чудо и не хвала Имени Божьему, давшему ей возможность быть?
( О роли Наполеона в моём существовании )

Я завернусь в тёплый платок, у меня их теперь семь, разных колеров и размеров, я сяду на балконе среди цветов (да-да, душистый горошек наконец зацвёл - сиреневый, синий, красно-розовый) и буду писать в тетрадке. Когда я сочиняю, я всегда пишу от руки. Хотя, надо заметить, рука начала отвыкать от ручек и карандашей - быстро устаёт, почерк делается совсем корявым. И всё равно, в таком писании слов есть что-то необыкновенно важное, чего не бывает, если сразу садишься щёлкать по клавишам.
В пространстве разлито море любви и света, несмотря на океан страданий рядом, за мысом. Когда я смотрю на цветы, на пчёл и шмелей, грузно копошащихся в цветочных душистых зевах, на играющих кошек, на детей, пробегающих внизу, я собственным нутром постигаю: воистину, всякое дыхание Тебе, Бога, хвалит. Разве любая жизнь - это не чудо и не хвала Имени Божьему, давшему ей возможность быть?
( О роли Наполеона в моём существовании )
