Ибо сильна, как смерть...
Thursday, 28 August 2008 02:14![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
,Когда хорошая девушка из обеспеченной семьи, глава которой имеет свой бизнес и отличается довольно колючим характером, налагает на себя руки, совершенно измученная ухажёром-манипулятором, естественно возникает вопрос: как такое могло произойти? Когда же узнают, что ухажёр служил (или якобы служил?) в ФСБ, сразу на свет является теория заговора .
Ах, будет вам - "изощрённые технологии", "политическая месть" - право, поменьше детективов на ночь надо читать. Какие там технологии? Они известны от Адама лет и называются очень просто - манипуляции. Мотивы, заставляющие человека манипулировать ближним своим, различны, но в основе - всегда корысть (и отсюда желание использовать другого) и неуверенность в себе (отсюда - желание держать на крючке, чтобы постоянно подтверждать собственную значимость в собственных глазах).
Читая выдержки из дневников хорошей девушки, я как будто пробегала историю собственной болезни. И все симптомы жертвы были точно те же, и все нюансы поведения манипулятора-интимофоба были совершенно один к одному.
Манипулятор-интимофоб оказывает такие знаки внимания, которые в нашем культурном коде женщинами воспринимаются как ухаживание, как предложение сократить дистанцию. Когда жертва начинает адекватно (как она полагает) реагировать на знаки, манипулятор тут же отдаляется. Он дарит ей букет - она тянется его поцеловать - он отскакивает и потом неделю или больше не даёт о себе знать. Он говорит ей комплименты, которые принято называть рискованными - она решает ему отдаться - он под смехотворным предлогом избегает близости. Он всегда является тогда, когда ему плохо - когда она пытается поступить симметрично, то получает самую жёсткую отповедь. Он всегда закрыт и ничего не рассказывает о своей жизни. Попытки узнать вещи вроде бы самые невинные вызывают гнев. Он пользуется её деньгами, а если денег нет, то беззастенчиво поедает её время.
Такая беда когда-то приключилась и со мной, только длилась, в отличие от романа хорошей девушки, не три года, а только полтора. Но и этих полутора лет хватило. В конце концов начинаешь опасаться за свой рассудок. Наступает полный паралич воли, запускаются дела, сужаются контакты с людьми. На общение просто нет сил - их нет ни на что, и в какой-то момент с ужасом убеждаешься, что "сидеть и смотреть в одну точку" - отнюдь не метафора, именно это просходит с тобой. Ты высосана вся, как муха в паутине. Иногда возникает твёрдое намерение порвать эти болезненные отношения - однако либо не хватает воли выдержать линию, либо, стоит тебе хоть немного набраться сил, как манипулятор является тут же - и надежда вспыхивает вновь, как пожар в сухом бору: а вдруг он всё понял, и в этот раз всё получится? Ты постянно пытаешься угадать, как можно ему угодить, как быть "хорошей", "заработать" любовь к себе. Попытки вышибить клин клином не ведут никуда: либо новый клин никак не может сравниться с Матильдой моей, либо оказывается странным образом похож на того, от которого пытаешься спастись, только хуже. Нервное истощение, депрессия, ночные кошмары, алкоголь...
Такие отношения не имеют к любви ни малейшего касательства. Это болезнь, одержание, беда - что угодно, только не любовь. Ведь Бог есть любовь, но одновременно - Бог есть свет, и в нём нет никакой тьмы. Можно сказать поэтому, что любовь есть свет, и потому несовместима с тёмной пучиной страдания. Иногда её приходится переплыть, чтобы выйти к свету, но там, где свет, страданию уже нет места.
Света там не было.
Мне было легче... Если можно сказать, что такое нести "легко" (кто нёс, тот знает, а кто не знает - тому лучше и не знать). Я была уже взрослой женщиной, у меня был ребёнок, мне надо было жить, работать, зарабатывать - хотя на всё это едва хватало сил. У меня не было мыслей о самоубийстве (невозможно такое помыслить с ребёнком, который едва начал ходить в школу), но время от времени из глубин души всплывали греховные мечты о смертельной болезни (да-да, "для земли обидная забава", как назвала подобные фантазии Ольга Седакова), узнав о которой, он поймёт и оценит... Однако случись такое со мною в восемнадцать - не уверена, что я бы выдержала. Нет, я всегда была слишком труслива для того, чтобы что-то над собой совершить, но, боюсь, халатик или пижамка в соответствующем учреждении мне были бы обеспечены надолго.
Фээсбэшник, говорите? Ну, а у меня был обычный музыкант. То есть не обычный, конечно - талантливый. Но какая разница - картина сходится почти до деталей. Нет, я конечно не стану утверждать огульно, что за молодцом из неназываемой конторы не мог стоять кто-то. Но не проще ль было б для той конторы - тёмный вечер, машинка без номеров, летящая на красный свет, удар, тело на асфальте... Согласитесь - быстрей и надёжней, чем три года кровь пить, без гарантии результата. Хорошие девушки - они ведь живучими бывают.
Этой не повезло - сломалась.
Прости её, Господи!
Читая выдержки из дневников хорошей девушки, я как будто пробегала историю собственной болезни. И все симптомы жертвы были точно те же, и все нюансы поведения манипулятора-интимофоба были совершенно один к одному.
Манипулятор-интимофоб оказывает такие знаки внимания, которые в нашем культурном коде женщинами воспринимаются как ухаживание, как предложение сократить дистанцию. Когда жертва начинает адекватно (как она полагает) реагировать на знаки, манипулятор тут же отдаляется. Он дарит ей букет - она тянется его поцеловать - он отскакивает и потом неделю или больше не даёт о себе знать. Он говорит ей комплименты, которые принято называть рискованными - она решает ему отдаться - он под смехотворным предлогом избегает близости. Он всегда является тогда, когда ему плохо - когда она пытается поступить симметрично, то получает самую жёсткую отповедь. Он всегда закрыт и ничего не рассказывает о своей жизни. Попытки узнать вещи вроде бы самые невинные вызывают гнев. Он пользуется её деньгами, а если денег нет, то беззастенчиво поедает её время.
Такая беда когда-то приключилась и со мной, только длилась, в отличие от романа хорошей девушки, не три года, а только полтора. Но и этих полутора лет хватило. В конце концов начинаешь опасаться за свой рассудок. Наступает полный паралич воли, запускаются дела, сужаются контакты с людьми. На общение просто нет сил - их нет ни на что, и в какой-то момент с ужасом убеждаешься, что "сидеть и смотреть в одну точку" - отнюдь не метафора, именно это просходит с тобой. Ты высосана вся, как муха в паутине. Иногда возникает твёрдое намерение порвать эти болезненные отношения - однако либо не хватает воли выдержать линию, либо, стоит тебе хоть немного набраться сил, как манипулятор является тут же - и надежда вспыхивает вновь, как пожар в сухом бору: а вдруг он всё понял, и в этот раз всё получится? Ты постянно пытаешься угадать, как можно ему угодить, как быть "хорошей", "заработать" любовь к себе. Попытки вышибить клин клином не ведут никуда: либо новый клин никак не может сравниться с Матильдой моей, либо оказывается странным образом похож на того, от которого пытаешься спастись, только хуже. Нервное истощение, депрессия, ночные кошмары, алкоголь...
Такие отношения не имеют к любви ни малейшего касательства. Это болезнь, одержание, беда - что угодно, только не любовь. Ведь Бог есть любовь, но одновременно - Бог есть свет, и в нём нет никакой тьмы. Можно сказать поэтому, что любовь есть свет, и потому несовместима с тёмной пучиной страдания. Иногда её приходится переплыть, чтобы выйти к свету, но там, где свет, страданию уже нет места.
Света там не было.
Мне было легче... Если можно сказать, что такое нести "легко" (кто нёс, тот знает, а кто не знает - тому лучше и не знать). Я была уже взрослой женщиной, у меня был ребёнок, мне надо было жить, работать, зарабатывать - хотя на всё это едва хватало сил. У меня не было мыслей о самоубийстве (невозможно такое помыслить с ребёнком, который едва начал ходить в школу), но время от времени из глубин души всплывали греховные мечты о смертельной болезни (да-да, "для земли обидная забава", как назвала подобные фантазии Ольга Седакова), узнав о которой, он поймёт и оценит... Однако случись такое со мною в восемнадцать - не уверена, что я бы выдержала. Нет, я всегда была слишком труслива для того, чтобы что-то над собой совершить, но, боюсь, халатик или пижамка в соответствующем учреждении мне были бы обеспечены надолго.
Фээсбэшник, говорите? Ну, а у меня был обычный музыкант. То есть не обычный, конечно - талантливый. Но какая разница - картина сходится почти до деталей. Нет, я конечно не стану утверждать огульно, что за молодцом из неназываемой конторы не мог стоять кто-то. Но не проще ль было б для той конторы - тёмный вечер, машинка без номеров, летящая на красный свет, удар, тело на асфальте... Согласитесь - быстрей и надёжней, чем три года кровь пить, без гарантии результата. Хорошие девушки - они ведь живучими бывают.
Этой не повезло - сломалась.
Прости её, Господи!