maria_gorynceva (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
maria_gorynceva) wrote2014-07-13 07:35 pm
maria_gorynceva) wrote2014-07-13 07:35 pm
Entry tags:
Но ведь этого не может быть...
...Мне хочется бегать, хватать всех за рукава, дёргать за полы, заглядывать в глаза и спрашивать:
- Ну ведь правда же, этого нет? Правда же, что журналистка над нами посмеялась? Или хотя бы правда, что они так пошутили? Ну правда же?
В программке было обозначено действующее лицо – Человек от театра. Напрямую режиссер его не решился назвать, но манерами тот очень напоминал президента РФ. Когда на сцене все становилось совсем плохо, он декламировал:
"За что, мой Крым, тебе такой удел? (…) Ты выстоял! Она твоя – победа! Но зверь коварен, ненасытен, зол, И мощь его, томясь в забвенье, крепла! Огнем он борется за дьявольский престол, Желая превратить живое в горстку пепла, Но будет суд Всевышнего и тогда За все ответит мира нечисть!!"
Когда загремела очередная автоматная очередь, женщины, обнимающие детей, закричали "Среди врагов, среди врагов, среди врагов! Не оставляйте нас!", а дети затеребили человека, взывавшего к суду Всевышнего, стало ясно: да, это он, президент Владимир Путин. Бери выше – Спаситель.
Журналистка, Александра Гармажапова, также пишет: "Спектакль "Крым" поставлен по опере сталинских времен "Севастопольцы". От сценария семидесятилетней давности мало что осталось. Его переписали под политический момент: под музыку лауреата Сталинской премии Мариана Коваля "в сортире мочат" украинских фашистов, Яценюка, Порошенко и госдеп…"
Знаете, мне почему-то не смешно. Может быть, "Санктъ-Петербургъ Опера" решила так постмодернистски выпендриться, пардон, выделиться из общего ряда. Но я-то родилась всего шесть лет спустя смерти Тараканища, и память была ещё слишком жива. Я росла в некровожадные и спокойные времена, но прикасалась этой ране памяти через своих родных, близких и знакомых. И даже слабый шорох, напоминающий возню тараканищ в углах, уже заставляет вздрагивать.
Ради бога, скажите мне: ведь это невозможно, совершенно невозможно?
Или - как там у Тэффи:
"Раненый умирал в страшных мучениях, все возраставших. И никогда не забуду, как повторял все одно и то же, словно изумляясь:
— Что же это? Ведь этого не может быть!
Может".
- Ну ведь правда же, этого нет? Правда же, что журналистка над нами посмеялась? Или хотя бы правда, что они так пошутили? Ну правда же?
В программке было обозначено действующее лицо – Человек от театра. Напрямую режиссер его не решился назвать, но манерами тот очень напоминал президента РФ. Когда на сцене все становилось совсем плохо, он декламировал:
"За что, мой Крым, тебе такой удел? (…) Ты выстоял! Она твоя – победа! Но зверь коварен, ненасытен, зол, И мощь его, томясь в забвенье, крепла! Огнем он борется за дьявольский престол, Желая превратить живое в горстку пепла, Но будет суд Всевышнего и тогда За все ответит мира нечисть!!"
Когда загремела очередная автоматная очередь, женщины, обнимающие детей, закричали "Среди врагов, среди врагов, среди врагов! Не оставляйте нас!", а дети затеребили человека, взывавшего к суду Всевышнего, стало ясно: да, это он, президент Владимир Путин. Бери выше – Спаситель.
Журналистка, Александра Гармажапова, также пишет: "Спектакль "Крым" поставлен по опере сталинских времен "Севастопольцы". От сценария семидесятилетней давности мало что осталось. Его переписали под политический момент: под музыку лауреата Сталинской премии Мариана Коваля "в сортире мочат" украинских фашистов, Яценюка, Порошенко и госдеп…"
Знаете, мне почему-то не смешно. Может быть, "Санктъ-Петербургъ Опера" решила так постмодернистски выпендриться, пардон, выделиться из общего ряда. Но я-то родилась всего шесть лет спустя смерти Тараканища, и память была ещё слишком жива. Я росла в некровожадные и спокойные времена, но прикасалась этой ране памяти через своих родных, близких и знакомых. И даже слабый шорох, напоминающий возню тараканищ в углах, уже заставляет вздрагивать.
Ради бога, скажите мне: ведь это невозможно, совершенно невозможно?
Или - как там у Тэффи:
"Раненый умирал в страшных мучениях, все возраставших. И никогда не забуду, как повторял все одно и то же, словно изумляясь:
— Что же это? Ведь этого не может быть!
Может".